Шалости аристократов - Страница 37


К оглавлению

37

У коротышки Стегглза была крысиная физиономия, а глаза всё время бегали, словно он подозревал всех и каждого в непорядочности; и как только мы вышли из церкви, он объявил, что старый Хеппенстолл теперь пойдёт пятнадцать к восьми, а затем добавил, что игра велась нечестно и, если б это было возможно, он пожаловался бы в Жокей-клуб. Естественно, столь неравные шансы отпугнули от старика всех игроков, и временно желающих делать ставки вообще не оказалось. Наступило затишье, но после ленча во вторник, когда я прогуливался в саду, наслаждаясь сигаретой, Клод и Юстас прикатили на велосипедах, бешено вращая педалями, и сообщили дурные новости.

— Берти, — дрожа от возбуждения, сказал Юстас, — если мы немедленно не предпримем каких-нибудь мер, наше дело дрянь.

— Что случилось?

— Г. Хейворд, вот что случилось, — мрачно произнёс Юстас. — Из Нижнего Бингли.

— Мы не приняли его в расчёт, — пояснил Клод. — Непонятно почему, но все его проморгали. Так всегда бывает. Стегглз его проглядел. Мы его проглядели. Сегодня утром мы совершенно случайно проезжали по Нижнему Бингли, а в церкви было венчание, и нам внезапно захотелось проверить, в какой форме находится

Г. Хейворд — на тот случай, если вдруг он окажется тёмной лошадкой.

— И хорошо, что проверили, — заявил Юстас. — Он выступил с речью, продолжавшейся ровно тридцать шесть минут по хронометру Клода! И это на деревенской свадьбе! Представляешь, какую проповедь он прочтёт в воскресенье?

— Нам остается только одно, Берти, — сказал Клод. — Тебе придётся раскошелиться, чтобы мы смогли поставить на Хейворда и не потерять денег.

— Но…

— Другого выхода нет.

— Да, но послушай, это уж слишком, знаешь ли. Мы вложили в Хеппенстолла сорок фунтов.

— У тебя имеются другие предложения? Надеюсь, ты не думаешь, что старик может дать Хейворду четыре минуты форы и выиграть?

— Эврика! — воскликнул я.

— Что?

— Я знаю, как нам обезопасить нашего кандидата. Я зайду к нему сегодня вечером и попрошу сделать мне одолжение и прочитать проповедь о Братской Любви.

Клод и Юстас переглянулись, как те самые ребята из поэмы, которых осенило.

— Неплохо придумано, — сказал Клод.

— Толковый план, — согласился Юстас. — Хоть и редко, но голова у тебя варит, Берти.

— И всё-таки ты уверен, что эта проповедь, пусть шикарная, устоит перед четырёхминутным гандикапом? — спросил Клод.

— Двух мнений быть не может, — уверенно сказал я. — Когда я говорил о сорока пяти минутах, я преуменьшил. Она продолжалась не меньше пятидесяти.

— Тогда действуй, — согласился Клод.

Вечером я отправился в дом священника и всё устроил. Он был крайне польщён, что все эти годы я помнил его проповедь, и признался, что несколько раз порывался её прочитать, но после короткого раздумья откладывал в сторону, так как находил слишком длинной.

— В наши беспокойные времена, дорогой Вустер, — заявил он, — краткость священного слова становится всё более желанной даже для деревенских прихожан, которые не так заражены духом спешки, как их собратья в метрополии. Я часто спорю с моим племянником, Бейтсом, который замещает моего старого друга Спеттигю в Гэндле-на-Холме. Мой племянник считает, что обращение к пастве должно быть коротким и ясным, не более десяти-двенадцати минут.

— Вы находите проповедь о Братской Любви слишком длинной? — изумлённо спросил я. — Но как же так? Разве она длинная?

— Не менее пятидесяти минут.

— Быть того не может!

— Ваше удивление, дорогой мой Вустер, делает мне честь, которой я, конечно, недостоин. Тем не менее факт остаётся фактом. Вы уверены, что мне не следует опустить несколько абзацев? Может, стоит что-нибудь урезать или сократить? Например, экскурс в семейную жизнь древних ассирийцев?

— Если вы выкинете из вашей проповеди хоть одно слово, вы только всё испортите, — искренне сказал я.

— Я счастлив это слышать и обещаю вам, что исполню вашу просьбу.


* * *

Я всегда говорил и буду говорить, что заключать пари заранее — ошибка, заблуждение и просто дурость. Никогда не знаешь, что может произойти. Если б все молодые люди проявляли благоразумие, делая ставки, им легче было бы жить на свете. В субботу утром я едва успел позавтракать, как Дживз вошёл ко мне в спальню и сообщил, что Юстас требует меня к телефону.

— Великий боже, Дживз, что ещё случилось?

Должен признаться, к этому времени я совсем издёргался.

— Мистер Юстас не почтил меня своим доверием, сэр.

— Но, судя по его голосу, он взволнован?

— Похоже на то, сэр.

— Знаешь, что я думаю, Дживз? Наверняка с фаворитом что-нибудь стряслось.

— 0 каком фаворите вы говорите, сэр?

— О мистере Хеппенстолле. Теперь он идёт один к одному. Его проповедь о Братской Любви на корпус впереди всех остальных. Как бы с ним чего не вышло.

— Вы сможете обо всём узнать, поговорив с мистером Юстасом по телефону, сэр. Он ждёт.

— Разрази меня гром, я совсем забыл.

Я быстро накинул халат и помчался вниз по лестнице. Как только я услышал голос Юстаса, я понял, что мы погибли.

— Берти?

— Слушаю.

— Куда ты запропастился? Берти, нам каюк. Фаворит сошёл с дистанции.

— 0 нет!

— Да. Кашлял в своей конюшне всю прошлую ночь.

— Что?

— Стопроцентная информация. У него сенная лихорадка.

— Святые угодники и их тётушка!

— Сейчас у него доктор, так что не пройдёт и нескольких минут, как его официально объявят выбывшим из соревнования. Это означает, что завтра вместо него проповедь будет читать викарий, а он никуда не годится. За него предлагают сто к шести, но желающих поставить не нашлось.

37